Что может породнить две совершенно разные сущности, которые появляются из совершенно разных стихий? Одна из-за ширмы экрана, вторая приходит из пыльной пустыни, освещенной светом золотого солнца, и обе сущности встречаются в абсолютно сюрреалистичной картине Терри Гиллиама. Вымысел встречает коммерческий расчет. Подлинное и карикатурное. Светлое и темное. Горемычный, погруженный в свой внутренний делирий, режиссер-неудачник, нарисованный Гиллиамом, как абсолютно зависимое существо, Тоби Грисони, пытается найти вдохновение для съемки рекламного ролика с участием Дон Кихота, что само по себе звучит жутковато. Как истинный художник, режиссер скитается в поисках озарения по местам былой славы, когда он снимал художественный фильм о великом рыцаре. И в тот момент, когда этот персонаж погружается в свои фантазии, реальность переплетается с вымыслом, и мы попадаем в сон режиссера о том, как можно продолжить историю, встретив настоящего Дон Кихота. То есть, мы видим фильм, который снимается о том, как можно снять фильм. Интересна также мысль, что сама идея про фильм в фильме – это идея универсальности печального рыцаря на все времена. Мучительные съемки, творческие и коммерческие переживания выворачивают съемочный процесс на изнанку, превращая кино в реалии средневекового театра, в котором нашлось место даже медведю. Актеры превращаются в живых, мясистых героев, появляются короли и придворные, мельницы превращаются в великанов. Один сценарий наслаивается на другой, превращаясь в подлинную экранизацию Сервантеса, книга превращается в фильм, и в последних кадрах мы видим совсем другую картину, почти никак не связанную с началом фильма, только Тоби остается неизменным персонажем, да и то, это уже не Тоби…. Интересны и другие подозрения: если вспомнить об одном принципе написания романа, который можно найти у Борхеса, можно представить, что Гиллиаму снится сон, как он снимает фильм о Дон Кихоте, в свою очередь Тоби в фильме снится, как он снимает фильм о Дон Кихоте, и т. д.… Учитывая, что история производства фильма была нереально долгой, можно подумать, что это очень иронично, представить всю картинку, как фантазию, ничего общего не имеющая со съемками в пустыне. Или, когда Тоби смотрит фильм. Про то, как Тоби смотрит фильм… Здесь вообще не совсем понятно, кто снимает фильм. И правда, много такого, что обычно встречается во сне, когда я вижу себя как бы со стороны – ведь вполне вероятно, что горе-режиссер Тоби придумал всю эту историю с Кихотом для рекламы водки медведя Мишкина. Ведь, в самом начале фильма мы видим этого же Кихота в рекламном ролике, нападающим на мельницу, и потом его же, нападающем на мельницу во сне, в котором появляется сам медведь. И… в конце фильма… Или вообще, все начинается во сне сапожника, прочитавшего дон Кихота, это уже ближе к оригиналу романа. Рекурсии встречаются в фильме не раз, так как проснуться невозможно, один раз столкнувшись с Дон Кихотом… То есть это такой сон, Кихотовский, пробудится от которого можно только заплатив очень большую цену. Думаю, Гиллиам заплатил драгоценным временем, потраченным на производство картины. Но это того стоило, по итогу, это – наверное, одна из самых удачных экранизаций, снятая легендарным режиссером, и дошедшая до киноэкрана.
Вообще, после просмотра этого фильма возникают какие-то религиозные аллюзии – чем приходится жертвовать ради создания шедевра? Может, старик Гиллиам на старости лет серьезно думает о вечных вопросах? Трудно сказать, так как не залезть в его шкуру. Гиллиам говорил про Дон Кихота, что ему этот персонаж близок, так как когда тебе уже за 40, ты начинаешь понимать, о чем роман Сервантеса. Но, не трудно предположить, что Гиллиам – это и есть рыцарь печального образа. Реклама – это последняя мельница на пути Кихота в Авалон, а все персонажи фильма воспроизводят сам сюжет старинной книги. Победить суррогат искусства, которым заменил ХХ век такие великие творения, как «Дон Кихот», вот в чем, возможно, видит свою цель режиссер «Человека…».
И вот, в остатке есть такая вот фантасмагорическая пародия на философский рекламный креатив, (а что же граф Суворов ничего не ест?) Интересно, что сам Тоби выступает в роли Пансы, который по сценарию как раз-таки спился… Вообще, алкоголь играет интересную роль в этом фильме, невольно вызывая в памяти алкогольные трипы героев О’Брайена. И вообще. Это большой вопрос, кто спивался, и вообще, кто такая Дульсинея? Не совсем понятно, откуда она появляется в фильме, и не алкогольная ли фантазия, не бред ли это…. Все это. Ведь встреча героев начинается в кабаке. Также интересна параллель с самим романом. Здесь сапожник сходит с ума от фильма, в который его пригласили сниматься, что вполне в духе действия ядовитых страниц из «Словаря» Павича или ядовитых воспарениях в лабиринтах «Имени Розы»…
Интересно, что дон Кихот в этом сне является самой что ни на есть подлинной фигурой, которая преодолевает свое проклятие – и покидает сон режиссера. Дон Кихот – это архетипическая мужская сущность. Божественный герой, которого очень трудно принудить снизойти с вершин на съемочную площадку, ведь не Сервантес автор этого создания - бог не хочет сниматься в кино, его удел служить прекрасной Дульсинее и совершать подвиги… Тоби же пытается свою сущность поставить на службу коммерции, он пытается проснуться весь фильм, но у него не получается, так как если он проснется, рыцарь из Ла Манчи погибнет. Дон Кихот - наоборот, внешнее ставит на службу внутреннему. Что из этого выходит, это покажет старик Гиллиам, включая свою метлу системы и выметая ею все наносное и временное, открывая прекрасное театральное, жутковатое земное, и подлинное вечное, когда Кихот достигает своего бессмертия на глазах у медведя. Медведь, кстати получается очень такой Фолкнеровский, а дон Кихот – тот самый пес, который побеждает злого короля дремучего леса, не случайно Кихот говорит Пансе-режиссеру, что сделает его королем…
Подытоживая вышесказанное, можно сказать, что «Человек…» - это фантастический фильм о дон Кихоте будущего, но беда в том, что будущего, на самом деле нет, и князь-медведь усмехается сквозь адскую мглу пустыни… Умереть, спиться, или сойти с ума, - это самое достойное, что остается на дне истории… Бегство в безумие – это такая очень известная мысль в искусстве, особенно в современном, и Дон Кихот звучит как-то пророчески, по-зловещему звонко, как если бы он мог вместить в себя все колдовство, которое низвело ХХ век… Гиллиам – и есть Дон Кихот, один из последних безумцев поколения pre-Х, который говорит о вечности, о связи времен, только безумие проявляется не в нем самом, а вокруг него, в его творчестве. Самая тяжкая ноша героя стала символом нынешней эпохи, и его безумные скачки, и борьба с Великанами гипнотически реальны. Средневековые тени, пришедшие с востока, обрели тела и души, и вновь звучат воинственные барабаны, только Дульсинеи уже не будет… Но при этом, фильм завершается на невероятно прекрасной, необычной, непредсказуемой ноте, аккорде, через который звучит финальная фраза «Я – Дон Кихот Ламанческий», где прошлое встречается с будущим. Романтизм вновь становится воздухом молодого поколения, которое должно перевернуть историю и спасти роман… Ведь, Дон Кихот должен жить вечно!