В прологе журналистка Бетси (Кейт Уинсли) приезжает в тюрьму к осужденному на смерть за изнасилование и убийство борцу за отмену смертной казни в штате Техас Дэвиду Гейлу (Кевин Спейси), чтобы взять у него последнее интервью. Это интервью и разворачивается в историю, которую нам показывают. Ее начало – бойко прочитанная Спейси, герой которого по профессии философ-педагог, лекция о желаниях, идеалах и смысле жизни. Резюме лекции: «в конце концов, единственное, что определяет значимость нашей/вашей жизни – умение посвящать себя другим» – является, как мы увидим, частью жизненного кредо героя.
Мы узнаем, что профессор является активистом одной из организаций за права человека, именно – за отмену смертной казни. Полагаю, у многих отношение к смертной казни двоякое: первобытный инстинкт требует мести, а прививаемая в течение последних веков человечность чурается кровожадности. Мало кто принимает проблему настолько близко к сердцу, чтобы активно участвовать в общественном движении, Гейл – такой человек, он – лицо своей организации. Нам показывают его публичную полемику с губернатором штата о возможности отмены смертной казни, и здесь был первый момент, вызвавший у меня неприязнь: в ходе дискуссии оппоненты в качестве аргументов используют не факты, статистику, результаты исследований, а цитаты известных людей, афоризмы, из-за чего серьезный разговор превращается в словесный пинг-понг, где эрудированность заменяет ответственность.
Дальше в жизни Гейла происходят печальные вещи: он глупо попадается на провокацию студентки, теряет сына, работу и социальный статус, становится отверженным, как и объекты его защиты. Его поддерживает только соратница по движению Констанс Харроу (Лора Линни), его будущая жертва, которая тем более страдает за казненных, что сама обречена на смерь от лейкемии.
Примерно через полчаса просмотра (а фильм длится более двух часов) интрига становится настолько очевидна, что надеешься, что эта очевидность – блеф, и в конце фильма авторы обязательно сделают ход конем или финт ушами. Напрасная надежа: что вы поняли на тридцатой минуте, то и произойдет, и стоит ли тратить свое время на дальнейший просмотр? Снято все правильно, и, возможно, вы найдете, чем потешить слух, взор, получите эстетическое удовольствие от игры актеров, например, сценой, когда Кейт Уинслет изливает скорбь, беззвучную на фоне шумящей толпы. Ее запрокинутое лицо с крупными и правильными чертами превращается в трагическую маску античного театра, толпа вокруг нее – хор, ведущий свою партию негодования, заглушая вопль протагониста. Эта сцена перекликается с двумя другими: одна – более ранняя, когда пьяный Гейл втолковывает случайным прохожим историю Сократа, другая – финальная – в театре итальянской оперы, где идет постановка античной же (как я подозреваю) трагедии.
Обращение к античности приводит нас к той точке зрения, с которой суицид не является грехом, ведь античная мораль относилась к самоубийствам терпимо, порой оправдательно. Эта более древняя мораль извиняет поступки наших заговорщиков против смертной казни. Однако, на мой взгляд, оправдание жизненно важной позиции цитатами почивших авторитетов, обращением к культурным ценностям прошлого является признаком духовного бесплодия, неспособности породить новые актуальные ценности и вызывает тем большее отвращение, что противоречит понятным нам христианским добродетелям и запретам.
В то же время, разыгрывая свою жизнь в жанре высокой трагедии, Гейл ловко вводит общественность в заблуждение, не забывая при этом о материальной стороне дела. Походя Гейла назвали гением. По определению он намного умнее и образованнее большинства людей, в том числе и меня. Кто, знает, что крутилось в его синергированном мозгу, когда он принимал решение? Разумеется, он предвидел все осуждение, непонимание, безразличие, которое вызовет его поступок, и возможно, мысленно сказал: «да мне «наплювать», что вы обо мне подумаете, все равно ничего не поймете, не стоит и объяснять».
В результате мы получаем небесспорную историю о том, что мораль – догма, за пределами которой много чего цветет и зеленеет; жизнь и смерть – частные случаи отдельных индивидуумов, самые умные и отважные самостоятельно наполняют их смыслом и значением, не оглядываясь на авторитеты.