Иранские фильмы отечественный кинопрокат равнодушно обтекает. В то время как они пользуются известным успехом на европейских кинофестивалях. Будучи глубоко национальным по стилю — сентиментальным, страстным и метафоричным — иранское кино остается не экзотическим, но вполне универсальным. Наиболее успешны и востребованы мировой кинематографической общественностью иранские социальные драмы, контекст которых наэлектризован и политизирован, но сами сюжеты по сути недалеко ушли от классических европейских трагедий, в которых герой ополчается против моря житейских бедствий и в противостоянии преодолевает их. Даже те, кто не знаком с иранским кино, наверняка хотя бы вскользь слышали имена Асгар Фархади - постановщик ленты "Развод Надера и Симин" (Оскар 2012 "Лучший фильм на иностранном языке"), Джафар Панахи - постановщик "Такси" ("Золотой Медведь" Берлинале 2015), Аббас Киаростами - р-р картины "Вкус вишни" (Золотая пальмовая ветвь Каннского МКФ 1997).
"Приходит дракон" р-ра Мани Хагиги, зажигавший в феврале этого года на Берлинском МКФ, совсем не укладывается в традиционные национальные рамки. Эта феерическая история сделана на стыке жанров приключенческого детектива, триллера, хоррора, фэнтази, сюжет сводит разношерстную троицу — детектива, звукорежиссера и сейсмолога, которые расследуют аномальные явления на месте заброшенного старого кладбища посреди пустынного острова и совершенное там самоубийство политзаключенного, а спустя 50 лет засекреченные тогда результаты расследования вновь привлекают внимание общественности.
Самое поразительное, что фильм снят на основе реальных событий, уцелевшие участники которых, в 1965 совсем молодые, дают в кадре интервью. Тем не менее от ленты остается ощущение мистического триллера, наполненного ожиданием прихода дракона, таинства и магии, или диковинного мифа, который и в финале, после двукратного расследования этой таинственной истории, не ставит всех точек над i, граница между реальностью и иллюзией зыбкая и ненадежная, свет в конце лабиринта повествования окутан наркотическим туманом; что было истиной мгновение назад, перестает иметь значение в следующую секунду.
Визуально лента утрамбована очень плотно: пустыня с каменными лабиринтами, почти развалившийся португальский корабль, по прихоти госпожи истории попавший из глубоких вод в зыбучие пески, хижина самоубийцы, испещренная цитатами древних манускриптов, вековые ритуалы; Шевроле Импала, машина детектива, сочно апельсинового цвета как экзотический цветок в безбрежных песках. И восхитительно выразительный саундтрек, который даже сравнить не с чем, композитор Кристоф Резаэй. Зрительный ряд чем-то сродни эффектным кадрам Тарсема Сингха, живописца экрана.
То же ощущение плотности остается от фабулы и персонажей. Иранские актеры красивы какой-то особой одухотворенной красотой, подпитанной богатой культурой и историей персов. Главное трио персонажей каждый в своем репертуаре, вместе гармоничное целое. Детектив — иранский Грегори Пек или Кэри Грант, как будто только что вышедший из голливудского павильона со съемок нуар-триллера 1930х: черный костюм, белоснежная рубашка с галстуком, безукоризненная стрижка, моментами его похождения заставляют вспомнить "хождения по мукам" детектива Гарри Ангела ("Сердце Ангела" Алана Паркера). Сейсмолог исповедует, видимо, стиль Индианы Джонса, а звукорежиссер как хипстер, случайно оказавшийся в почтенной благовоспитанной компании, или Джокер, своей любовью к ярким краскам нарушающий мрачный антураж Готема. Есть еще ловец акул, он же местный целитель, практики врачевания которого задокументированы и впечатляют, местная публика, столичная секретная служба с жесткими методами, упоминаемое в полицейских беседах убийство премьер-министра, и т.д. Повествование неизменно поддерживается на ноте напряженного ожидания.
Мани Хагиги описывает свой фильм как сознательный эксперимент, создание сюрреалистической метафоры современной действительности, попытку приблизиться к западному кинематографу, драматургическому авангарду от Беккета до Пинтера, собрать на экране "лигу выдающихся джентльменов" от сыщика Марлоу до искателей приключений Жюля Верна, не отрываясь при этом от социально-политической конкретики. Фильм, безусловно, не для широкой аудитории, но эксперимент режиссера удался, став отличным образцом гротеска.